Опьяненные первыми успехами верхи «Третьего рейха» грезили скорой победой, достопочтенные бюргеры предвкушали поживу на русских «яйке-млеке», а у тех, кому довелось в боях сталкиваться с «иванами», понемногу наступало отрезвление.
Донесения с изумлением и невольным уважением к противнику констатировали: «Советские пограничники и дислоцированные вблизи границы части сражаются яростно, то и дело бросаясь в контратаки». «…Курсанты военных училищ с песнями шли в бой против 17-й танковой дивизии и полка «Великая Германия» и полегли до последнего человека», «Советские танки, среди которых находились и тяжелые, смяли позиции 113-го полка. Ни…противотанковые орудия, ни пушки наших танков не смогли пробить броню вражеских чудовищ». И, как диссонанс — письмо, найденное у убитого под Москвой фельдфебеля-связиста: «Фрау Нойманн очень довольна. Приезжал Вилли, ее сын, привез столько подарков и гостинцев! С нетерпением ждем, когда такая возможность представится и тебе». Не представилась!
Командир саперного батальона Гельмут Вельц с содроганием вспоминал о страданиях тех, кто оказался в сталинградском «котле»: «Полевая жандармерия без лишних слов ставит к стенке людей, вся вина которых в том, что они, поддавшись инстинкту самосохранения, бросились поднимать упавшую с машины буханку хлеба. А … в штабе …целыми штабелями лежит то, что для фронта стало уже одним воспоминанием и что подбрасывается как подачка в виде жалких граммов тем самым людям, которые ежечасно кладут свои головы. (…) Мороз просто адский! (…) Проклятые сталинские органы, (реактивные минометы «катюши» — А.К.), от них нет спасения нигде! Нас непрерывно терзает голод. Долгое время только кусок хлеба и горячая вода два раза в день… Идут в пищу даже лошади, павшие недели тому назад; стоит ветру обнажить их из-под снега… Вельцу еще повезло. Попав в плен, он почти три года провел на уральских стройках, многое переосмыслил. Показательно, что когда Геббельс приказал издать сборник последних писем «сталинградских героев», выяснилось: подавляющее большинство последних пронизано «пораженческими настроениями и обвинениями, адресованными руководству Рейха».
Упадок боевого духа попробовали было возместить страхом перед наказаниями.
Вот как описывает «фильтрацию» отступавших разрозненных подразделений Вермахта осенью 1944 г. рядовой Ги Сайер: «Превозмогая смертельную усталость и голод, около трех часов пришлось стоять под проливным дождем; затем группами по 20 человек проходить в помещение. Перед нами за длинным столом сидели военные разных рангов и жандармы. Подошел обер-ефрейтор и рявкнул…:
— Приготовиться к проверке, подготовить документы и оружие!
От такого приема нам стало совсем не по себе.
— …Жандарм… допрашивал лейтенанта, стоявшего прямо передо мной.
— Где ваш взвод, лейтенант?
— Уничтожен, господин жандарм. Одни пропали без вести, другие погибли. Нам пришлось нелегко. (…)
— Вы оставили свой взвод?
— Мгновение лейтенант молчал. Воцарилась тягостная тишина.
— Это что, военно-полевой суд?…
— Я здесь задаю вопросы, лейтенант. Где ваша часть?
Лейтенант пустился в объяснения, но все было тщетно. (…) К тому же у него не оказалось полагающегося ему бинокля. Жандарм был просто поражен. То, что перед ним стоит чудом оставшийся в живых человек, потерявший десять килограммов веса, его не удивляло. Зато пропал выдаваемый всем офицерам «цейс», а также планшет для карты и список взвода… Армия не разбрасывается вооружением. Немецкий солдат скорее умрет, чем будет швырять где попало армейскую собственность. Лейтенанта разжаловав, приписали к штрафному батальону… Настала моя очередь. Я застыл от страха. Достал документы… Кружилась голова, ноги стали как ватные. Жандарм зачитал список предметов, которые обязаны иметь солдаты. Я выложил все, что было в моем распоряжении. Оказалось, у меня пропало четыре предмета, в том числе и чертов противогаз. А я его выбросил сознательно. (…) В панике я предпринял идиотский шаг. Чтобы вызвать их (жандармов – А.К.) расположение, я вытащил из подсумка девять неиспользованных патронов. Глаза жандармов загорелись. (…)
— Вы отступали?
— Так точно, господин унтер-офицер.
— Так почему же не отстреливались?…
— Нам было приказано отступать, господин унтер-офицер.
— Черт побери! – гаркнул он. – Что же это за солдаты такие? Спасаются бегством, не сделав ни единого выстрела. (…)
Я следил за движениями его губ. Возможно, он отправит меня в штрафной батальон, и тогда меня ждет передовая, разминирование полей, лагерь, где теряет всякое значение слово «свобода», и запрещение переписки.
Я едва сдерживал слезы. Наконец жандарм вернул мне… солдатскую книжку… Штрафной батальон миновал меня. Беря свой ранец, я всхлипнул. Слезы показались и у солдата, что стоял рядом. Я выбежал на улицу и присоединился к товарищам. Они стояли под дождем в другом конце лагеря… Несмотря на пощечину, которую мы получили от благодарной родины, нам еще повезло».
15 апреля 1945 г. 16-летний берлинский «фольксштурмист» Дитер Борковски занес в свой дневник последнюю запись: «…Мы втиснулись в совершенно переполненный поезд… С нами… было много женщин-беженок из занятых русскими восточных районов… Они тащили с собой все свое имущество – набитый рюкзак. Больше ничего. Ужас застыл на лицах, злость и отчаяние наполняли людей! Еще Никогда я не слышал таких ругательств. (…) Тут кто-то заорал, перекрывая шум: «Тихо!» Мы увидели невзрачного грязного солдата, на форме два железных креста и Золотой немецкий крест. На рукаве у него была нашивка, означавшая, что он подбил 4 танка в ближнем бою. «Я хочу вам кое-что сказать» — кричал он, и в вагоне… наступила тишина. «Прекратите нытье! Мы должны выиграть эту войну, мы не должны терять мужества. Если победят другие – русские, поляки, французы… и хоть на один процент сделают с нашим народом то, что мы шесть лет подряд творили с ними, то через несколько недель не останется в живых ни одного немца. Это говорит вам тот, кто шесть лет сам был в оккупированных странах!» В вагоне стало так тихо, что было бы слышно, как упала шпилька».
Это была уже агония.

Аркадий Константинов, специально для kprf.perm.ru

Администрация сайта не несёт ответственности за содержание размещаемых материалов. Все претензии направлять авторам.