100 лет назад в стране созрели предпосылки революции. Больше всех сделали для того, чтобы ускорить её тогдашние правящие верхи во главе с Николаем II.

1 мировая война обернулась колоссальными потерями, ухудшением положения населения. Так у трудящихся Прикамья сократилось количество выходных дней. Рабочий день возрос до 12 часов (тогда как, в среднем по России, — до 10). Обязательными стали сверхурочные работы. Реальная зарплата, сперва несколько повысившись, упала, составляя около 2/3 довоенной. К тому же выплачивалась она с частыми задержками до месяца и более.

Зарплата не могла угнаться за растущей дороговизной. Цены на муку, крупы, мясо, масло, картофель, керосин, мыло, одежду, обувь и т.п. в 1916 г. были в регионе выше довоенных в 2-3 раза. Ширился перечень товаров, становившихся дефицитными. Чтобы обеспечить себя элементарным и по приемлемым ценам, население стало объединяться в потребительские кооперативы. Разрешение на их создание давала губернская администрация, а она, как правило, чинила им всяческие препятствия. И что же? Продукты питания и предметы широкого потребления все равно дорожали гораздо быстрее, чем повышалась зарплата.

23 февраля 1916 г. правительство попыталось было ввести «предельные цены» на некоторые товары первой необходимости и, в первую очередь, продукты. 27 апреля начальник Пермского губернского жандармского управления генерал-майор Н.И. Мочалов в донесении губернатору подчеркивал: «…Среди населения (особенно низших классов) наблюдаются недовольство вследствие все прогрессирующего поднятия коммерсантами цен на продукты: …мясо, продававшееся раньше по 16 коп. за фунт, продается в настоящее время по 20-30 коп. цены неимоверно растут, не имея определенной таксы». Во избежание «беспорядков, могущих перейти в общий погром», предлагалось «срочно отдать зависящие распоряжения». Месяц спустя еще один полицейский документ, еще один «виток» административно-силового мышления. Чтобы обуздать «ужасную дороговизну» и «аппетиты жадных до наживы торговцев», предлагалась «нормировка цен на все предметы…».

В декабре 1916 г., с подачи министра земледелия А.Риттиха, принимается закон о продовольственной разверстке. Однако времени для ее осуществления царизм уже не имел, решительности и целеустремленности не проявил. Мера была представлена как кратковременная, никоим образом не затрагивающая основ рыночных отношений, интересов производителей, торговцев и потребителей. Согласно официальной пропаганде, население, в том числе крестьяне, приветствовало ее. К примеру, статья «Разверстка хлеба», опубликованная в «Пермских губернских ведомостях» 11 января 1917 г. «Мужики говорят: «Надо — берите. Даром все равно не возьмете, казна что-нибудь да заплатит, и готовы поступиться скотом, раз это требуется для войны, важность которой давно уже оценена деревней… Крестьяне знают.., что предписание надо выполнить… что от реквизиции излишка хлеба они нисколько не пострадают, так как они в достаточном количестве оставят у себя для необходимости». Следовательно, — утверждает автор, — «…страхи перед разверсткой совершенно напрасны». На деле же, с самого начала реакцией на нее явилось открытое недовольство и противодействие, ведь крестьяне сами стали испытывать недостаток в продовольствии. Более или менее обеспеченными им являлись только 2 уезда из 12 — Осинский и Оханский. Особенно остро стоял продовольственный вопрос в Чердынском уезде, где запасы зерна покрывали, в среднем, лишь треть годовой потребности. Общий дефицит хлеба по губернии определялся в 17 млн. пудов, или 5,2 пуда на душу населения.

Ситуация с товарами и продовольствием ухудшалась из месяца в месяц. Искусственное сдерживание цен, регламентация ассортимента и продажи «в одни руки», ограничение вывоза за пределы губернии отдельных видов товаров и т.п. привели к расстройству торговли и денежного обращения, обусловили появление т.н. черного рынка, многолюдные очереди, которые, по оценке полиции, чем дальше, тем больше превращались в «политические клубы, равноценные по влиянию митингам».

Должное случиться, — случилось. Грянула февральская революция.

Временное правительство и его органы на местах, взывая к революционной сознательности, тем не менее, прошли по проторенному пути чрезвычайных командно-административных решений. Вводились все новые и новые карточки (на хлеб, жиры, керосин, дрова, уголь и т.д.). В городах и поселениях городского типа месячные нормы душевого потребления составляли 30 фунтов муки и 3 фунта крупы; для лиц, занятых тяжелым физическим трудом, норма увеличивалась на 50%. Неоднократно «корректировалось» ценообразование. В соответствии с принятым годом ранее решением, огосударствлению подверглась добыча соли-«пермянки»; оптовая торговля ею осуществлялась через специального уполномоченного по Пермской губернии. Планировалось вообще ввести госмонополию на продажу товаров широкого потребления (успели на сахар, спички, махорку, кожу). Хлеб, кроме «необходимого для пропитания и хозяйственных нужд владельца», подлежал «сдаче местным продовольственным органам по твердой цене». Сокрытие каралось отчуждением его по цене вдвое ниже установленной.

Убеждения, предупреждения и угрозы помогали мало. С мест доносили: «…Добровольный подвоз ничтожен». А вот конкретно из Перми – в Министерство земледелия и МВД: «…Почти повсеместно наблюдается активное противодействие населения правительственным агентам,… в деле продовольственном недоверие крестьянства к власти и правительственным мероприятиям стихийно и органично». Вместо реальной помощи — новые циркуляры и указания. Ссылаясь на телеграмму Керенского от 15 июля, Пермская губернская продовольственная управа требовала: «…Закон о хлебной монополии должен быть проведен в жизнь, не останавливаясь перед арестами и преданием суду виновных. В случае же активного сопротивления несознательных обывателей должна быть применена вооруженная сила». В села двинули воинские команды, дошло до штыков и пуль, были раненные и убитые. В ответ — новый почти повсеместный всплеск стихийного возмущения селян. Наиболее дальновидные политики и общественные деятели понимали, чем это грозит. На заседании ЦК Кадетской партии 20 августа с тревогой и ужасом говорилось: насильственное изъятие хлеба приведет к «грабиловке, а затем и к пугачевщине».

Покупательская способность рубля упала настолько, что составляла 6-7 довоенных копеек. Денежный рынок стремительно пополнялся суррогатами: купонами краткосрочных обязательств Государственного казначейства, облигациями «Займа свободы», марками, бонами и др. Вклады в коммерческие банки и сберегательные кассы почти втрое превышали довоенный уровень. Среди других, в этом сыграл свою роль фактор отложенного спроса. Летом-осенью картина меняется на прямо противоположную. Из отчета отдела по делам местного самоуправления МВД, характеризовавшего обстановку в Пермской губернии следовало: «…Приток денег в государственные кассы со стороны населения почти прекратился. Ни крестьяне, ни крупная городская буржуазия почти вовсе не пользуются банками для помещения собственных сбережений». О том, что эта картина была типичной, свидетельствуют данные по другим регионам. «Убеждение в неминуемом крушении нашей денежной системы, — писал экономист М.Туган-Барановский, — охватывает все более и более обширные круги населения. Даже крестьянство, столь чуждое вопросам денежной политики, не доверяет в настоящее время прочности рубля и боится его дальнейшего падения».

Затрещали местные бюджеты. В Перми дефицит составил 2,5 млн. руб., в Екатеринбурге – 5 млн. «Городским самоуправлениям приходиться вести работу с совершенно опустошенной кассой…» констатировал упомянутый выше документ МВД.

Тяготы, переживаемые основной массой населения вызывали у нее «антибуржуазные» настроения, озлобление против спекулянтов, образ которых проецировался на всех торговцев. Широкий отклик получали самые экстремистские лозунги, достаточно было малейшего намека, чтобы возбужденные толпы бросались обыскивать склады и лавки в поисках припрятанных товаров, громили и грабили их, устраивали самосуды над лавочниками, сотрудниками распределительных органов.

Острая критика звучала и со стороны уральских промышленников, съезд которых высказался следующим образом: «Отсутствие должного опыта у новых многочисленных продовольственных организаций, несогласованность их действий и присущая им склонность к сепаратизму окончательно довершили общую продовольственную разруху. В особенно безотрадном положении находятся заводы Пермской губернии, где никаких продовольственных запасов нет…».

Прошло ещё немного времени и снова грянуло!..

Аркадий Константинов
Администрация сайта не несёт ответственности за содержание размещаемых материалов. Все претензии направлять авторам.